Андрушкевич Игорь Николаевич

Определение «православная монархия» обозначает, что наша русская монархия в действительности является таким строем, который на Западе формально принято называть «конституционной монархией», подразумевая под этим «ограниченную монархию». С той лишь разницей, что форма, способ и содержание этих ограничений иного порядка.

В то время как западноевропейская политическая мысль ищет ограничения верховной власти путём формальных и условных урезываний её прав и полномочий и путём сокращения её привилегий, с целью их все более широкого распространения на правящую элиту, при одновременном юридическом фиксировании этих урезываний и сокращений, русская политическая мысль подходит к этой проблематике с противоположной стороны, а именно со стороны общественного служения как верховной власти, так и вообще всех властей, каковое требует отчёта перед Богом, перед людьми и перед собственной совестью.

Православный монарх ограничен прежде всего своей собственной христианской совестью, и тысяча лет нашей истории нам эмпирически подтверждают, что эта совесть одного человека вернее многих юридических формальностей. Но, в дополнение, православный монарх ограничен учением и дисциплиной Христовой Церкви, значение и силу каковых и сравнивать нельзя с никакими надуманными человеческими учреждениями или оговорками.

В высшем юридическом смысле православный русский государь, со времен святого Владимира, не мог принять никакого трансцендентного государственного решения без совета с Церковью. Идеал созвучности (симфонии) законности в государстве со святостью в Церкви, провозглашённый императором Юстинианом Великим в его Шестой новелле как высшее обеспечение политического блага, ­привёл на Руси к постоянной взаимной связи между ними. Эта взаимная связь создала обычай со времен святого Владимира приглашать на совет высших церковных ­иерархов.

Об этом политическом значении церковной иерархии московские послы говорили полякам уже в 1610 году. Официальная формулировка московскими послами этого нашего «конституционного» начала гласила: «Изначала у нас в Русском царстве так велось, если великия государственныя или земские дела начнутся, то великие государи призывали к себе на собор патриархов, митрополитов и архиере­ев и с ними о всяких делах советовались, без их совета ничего не приговаривали»^[1].

Посему, с конституционной точки зрения Российского Государства, спровоциро­ванное отречение Государя Императора Николая Второго не было действительным, ибо оно не было совершенно c предварительным согласием с Русской Церковью, не говоря уже о том, что вообще в нашем политическом строе не существовало юридической фигуры отречения.

Против такого православного возглавления Верховной Власти в Российском Государстве можно выдвинуть только лишь два возражения (кроме, конечно, чисто враждебных возражений по отношению к православию и к России вообще):

1. Нехорошо, неправильно и невозможно навязывать верховной власти всего государства одну религиозную веру или идею.

2. Вообще, такая верховная власть, с религиозно-мистическим фундаментом, в наши дни никак не подходит.

Однако, если ближе к ним присмотреться и лучше в них разобраться, эти два возражения не выдерживают ни малейшей критики. И в наши дни не только успешно продолжают существовать, но и наново основываются государства с верховной властью (да и не только верховной), морально и юридически связанной с определёнными религиозными или мистическими верованиями и вытекающими из них мировоззрениями, не только не разделяемыми всем населением данного государства, но даже и его большинством. Причём такое юридическое сцепление верховной власти с определёнными религиозными верованиями можно наблюдать в самых разнообразных режимах.

В Англии мы наблюдаем ряд курьёзных положений: её государственный режим считается конституционной монархией, но она не имеет писаной конституции; её глава государства является одновременно и главой Англиканской Церкви (что, с христианской точки зрения, считается ересью), к которой не принадлежит большинство населенияни в самой Англии, ни во всем Британском содружестве; и, кроме того, этот же глава государства, несмотря на такое возглавление Англиканской Церкви, всё же являющейся Христианской, как бы «экс-офисио» занимает почётное ведущее место в иерархии одной весьма сильной нехристианской мистериальной корпорации, каковую тоже никак нельзя отождествить с большинством населения. В верхней палате парламента Англии, в Палате Лордов, участвуют «экс-офисио» 26 «духовных лордов» (lords spiritual), т. е. архиепископов и епископов Англиканской Церкви.

В некоторых американских республиках глава государства формально по конституции должен принадлежать к римо-католической Церкви, как, например, это было до недавнего времени в Аргентине, несмотря на провозглашение той же конституцией полной свободы вероисповедания. (Конституция Аргентинской Рес­публики 1853 года по форме и по духу была весьма похожа на конституцию США, за некоторыми исключениями, в том числе и этого предписания, касающегося веро­исповедания президента республики.) В других американских республиках, по традиции, принятие власти новым президентом неизбежно сопровождается известными символическими ритуалами или жестами чисто мистериального характера, тоже отнюдь не разделяемыми большинством населения.

В Японии император принадлежит к шинтоизму, религии, не объединяющей большинство населения этой страны, что отнюдь ему не препятствует быть и сегодня символом единства всей нации.

Никому и никогда в голову не приходило требовать от мусульманских стран, представляющих значительную часть всех государств, составляющих ООН, чтобы они произвели полное отделение своих — весьма разнообразных — политических режимов от магометанской религии.

В свою очередь, такое современное государство, как Израиль (именно государство, так как оно не определяет себя ни как республика, ни как монархия), связано многочисленными и многообразными способами с иудейской религией. Относится это не только к общим государственным символам, к её властям — особенно судебным, — но и ко всему государственному законодательству, имеющему, как таковое, нормативно-принудительную силу по отношению ко всему населению, а не только по отношению к иудеям.

Как известно, в Израиле живут как евреи, так и христиане, магометане и даже просто атеисты. (Между прочим, израильское законодательство передаёт в руки ортодоксального Раввината решение о том, кто может стать евреем, а также отрицает право продолжать себя считать евреем всякому еврею, перешедшему в другую веру, за исключением того случая, если еврей станет просто атеистом.) Но и неверующие евреи могут заключать только религиозные браки. Как верующие, так и неверующие евреи считают еврейскую религию не только лишь простой религией, но и национальной культурой и народной историей своей страны, в чём они, конечно, правы.

Точно так же и православие является народной культурой, историей и духовным стержнем России. Посему всякое стремление удалить православие из общественно-политической жизни нашей страны является просто грубой и нахальной попыткой врагов России нанести ей самый существенный и максимальный ущерб. Значит, исходя из вышесказанного, очевидно, что оппозиция по отношению к любой связи между Православием и Русским Государством не исходит из принципиального неприятия связи между религией и государством вообще, а из неприя­тия связи именно с Православием.

В жизни Православной Церкви, по её учению, принимают полное участие и миряне.

Высшим представителем мирян в Христовой Церкви, со времён святого Константина Великого, был Православный Царь — не как глава Церкви, как это с еретическим уклоном истолковано в Англии, — а как староста и нотариус Вселенской Церкви (с правом обнародования церковных законов, но без церковного законодательного права), как блюститель внешнего в ней порядка и благолепия и как представитель мирян в их традиционном праве участвовать в выборе епископата. Алексей Хомяков сформулировал предельно чётко эти функции Православного Царя, называя его «народоначальником в делах церковных», в своей статье «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях», впервые вышедшей на французском языке в Париже в 1853 году.^[2]

Кроме того, эта роль православного монарха весьма удачно совпадает с общеисторической ролью монархии вообще, как носительницы не только верховной, но и высшей судебной власти. Как известно, судебная власть, даже в чисто выборных политических режимах, не всегда выбираема и даже очень часто является несменяемой и пожизненной. На перспективу слияния верховной власти с судебной в своё время указал Отто Габсбургский^[3].

В будущей России роль монарха как несменяемого и пожизненного возглавителя Высшей Судебной Власти, наряду с остальными его прерогативами, не только бы обеспечила правовой порядок в нашей стране, в том числе и предохраняя её от нового партийно-идеологического рабства, но и исполнила бы изначальное, у самых наших государственных истоков свободно выявленное, народное желание «правления по праву». Совпадая в этом с нашим религиозно-мистическим воззрением на истинную природу и миссию царской власти: «Царь, сидящий на престоле суда, разгоняет очами своими всё злое» (Притч. 20, 8).

(«Наша Страна», № 1717 от 18 июня 1983 г.)

^[1] М. В. Зызыкин. Патриарх Никон. — Варшава, 1938. С. 9.

Восьмисотлетие со дня рождения св. Александра Невского

Согласно церковному православному календарю, святой благоверный Великий князь Александр Невский родился ровно восемьсот лет тому назад, 30 мая 1220 года, в городе Переславль-Залесский. (Хотя в некоторых источниках ука­зывается, что он родился 13 мая 1221 года.) Когда он скончался, эту весть тогда митрополит Кирилл возвестил словами: «Знайте, чада моя, яко уже зашло солнце земли Суздальской. Не будет больше такого князя в Русской земле».

Князь Александр Невский был сыном переяславского князя Ярослава Всеволодовича, внуком Великого князя Всеволода Большое Гнездо и прямым потомком великих русских князей Владимира Мономаха, Ярослава Мудрого и святого Владимира. Его младший сын Даниил Александрович был первым московским князем и родоначальником московской ветви Рюриковичей. (Когда перечисляешь наших русских великих князей и царей, то всякий раз невольно удивляешься этому длинному перечню весьма талантливых и блестящих личностей, которых дала Руси наша русская Монархия. Ни одна партия этого никогда не сможет сделать.)

Каждая исторически значительная страна отличается от других стран не только своей территорией, климатом, населением и собственным суверенным правительством, но также и своими отличительными духовными, мировоззренческими, культурными и бытовыми характеристиками. Именно в этом заключается подлинный «плюрализм», в хорошем понимании этого слова. Да и сама демократия, склонением каковой на все лады сегодня прикрываются многие пороки, абсолютно немыслима без реальной возможности для всех стран свободно выбирать себе свой собственный исторический и мировоззренческий профиль.

Этот исторический профиль формулируется во всех странах главным образом их выдающимися историческими лидерами. Одним из основных признаков ­такого «лидерства» является несомненное, очевидное и практически единодушное соборное согласие ряда поколений данного народа в безоговорочном признании своих определенных великих людей такими выразителями общей народной исторической воли. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что такое соборное согласие является высшей формой «консенсуса», «консенсуса» устойчивого, выходящего за рамки сиюминутных высказываний во время демографических опросов, консенсуса, простирающегося на многие поколения народа. Значит, это не партийный, а общенародный консенсус. Например, никто в США не сомневается в таком лидерстве Вашингтона, Джефферсона, Мэдисона и Линкольна. Их высказывания и определения являются важной составной частью мировоззрения этой страны.

Национальное и государственное мировоззрение России тоже формулировалось и определялось, в течение более чем тысячи лет, её великими людьми и вождями: святым Владимиром, Ярославом Мудрым, Владимиром Мономахом, святым Александром Невским, святым Димитрием Донским, святым Сергием Радонежским. Уже в современную эпоху этот список наших исторических национальных лидеров можно дополнить такими именами, как генералиссимус князь А. В. Суворов, святой Феодор Ушаков, адмирал П. С. Нахимов, Великий князь Константин Константинович и так далее. Нельзя также забывать и наших многочисленных великих деятелей русской культуры и русской науки, несметно обогативших своим творчеством мировую цивилизацию.

Например, сегодняшняя наука немыслима без путеводных достижений таких великих русских гениев, как Ломоносова, Лобачевского, Циолковского и Менделеева. Также и в мировых литературе, музыке и в остальных отраслях искусства Россия имеет своих не менее достойных и не менее выдающихся представителей. Причём весьма знаменательно, что все они творили в общих рамках нашей великой русской культуры, в согласии с нашим русским мировоззрением.

Святой Александр Невский занимает ключевую позицию в русской истории и в русском мировоззрении. Хронологически его жизнь проходила не только на стыке двух великих периодов русской истории, когда заканчивалась её славная Новгородско-Киевская эпоха, длившаяся ровно четыре века (от основания Русского Государства в Новгороде в 862 г. до смерти самого святого Великого князя Александра Невского, в 1263 году). Именно от него, через его сына Даниила, первого князя Мос­ковского, началась та ветвь русских государей, которая снова воссоединила всю Русь, после её тогдашнего первого расчленения. Кроме того, святой Александр Невский оставил России навсегда свое духовно-политическое завещание, в основном состоя­щее из двух заветов, бывших для неё фундаментальными с самого начала Русского Государства: сохранение Россией своей самобытности и своей правды.

При святом Александре Невском самобытность наша оказалась одновременно подверженной двум смертельным опасностям: с Востока и с Запада. Как видно, именно тогда, уже при святом Александре Невском, наступила для нас та же самая геополитическая современность, которая продолжает угрожать нам и сегодня. Так что тогдашняя удачная политика этого нашего великого государственного деятеля является в этом отношении для нас и сегодня направляющей. Особенно это касается его категорического отказа от нашего духовного самоубийства перед Западом, с ошибочной надеждой обеспечить себе этим лучшие позиции в глобальной перспективе.

При этом нельзя не отметить мудрую, но малоизвестную, реакцию св. Алек­сандра Невского на другую тогдашнюю опасность, c Востока. Это была опасность само­убийства физического. Александр Невский был не только талантливым полководцем, в двадцатилетнем возрасте добившимся блестящей победы над опытными и матёрыми западноевропейскими рыцарями, но и дальновидным политиком и дипломатом. Он лично сыграл немалую роль в достижении автономии Золотой Орды, тогда поработившей Русь, от монгольского центра татарской империи. Со временем Золотая Орда, уже ставшая тюркским (главным образом половецким) государством, но с династией монгольского происхождения, распалась на ряд автономных тюркских ханств (сохранявших монгольское наименование «татар»), каковые затем поэтапно вошли в состав Всероссийской Империи.

Идея русской правды присутствовала неизменно в Русском Государстве с самого его основания. Сегодня в русском языке понятие «правды» зачастую приравнивается к понятию «истины». Однако это понятие истины, в свою очередь, тесно связано с понятиями права и закона. Например, греческий термин «dikaiosyne», соответствующий латинскому «justitia», в четвертой евангельской заповеди блаженства переводится как «правда». (Это слово встречается в Новом Завете более восьмидесяти раз.)

Поэтому «русская правда» — это скорее «русское право», чем «русская истина», что и подтверждается названием первого русского Свода законов, составленного Великим князем Киевским Ярославом Мудрым в XI веке. В свою очередь, латинские слова veritas, verus и немецкое слово Wahrheit, обозначающие «истину», этимологически родственны русскому слову «вера», что указывает на тесную смысловую связь между этими понятиями.

Если принять во внимание, что в ветхозаветном и в христианском пониманиях право, в конечном итоге, восходит к Закону, данному Богом, то в обоих этих понятиях «истины» и «права» мы находим объективную и даже абсолютную основу. Абсолютный характер правды подтверждается в русском языке и в области музыки выражением «не врите», в смысле: «вы взяли неправильную ноту». В данном случае, истина одна, так как в музыке правильную ноту можно точно определить и выразить точным числом колебаний звука. Таким образом, «правильная нота» одна, абсолютна, то есть не относительна.

Только отклонения от этой одной определённой частоты (т. е. «вранье») могут быть множественными (плюралистичными) и относительными по отношению к ней.

Таким образом, известное и популярное изречение святого Александра Нев­ского «не в силе Бог, а в правде!» имеет не только политический, но и гораздо более глубокий историософский и философский смысл.

Хронологически первое упоминание о праве в нашей истории находится в описании самого учреждения нашего Государства. Летопись отмечает под 862 годом первое учредительное суверенное решение нашего народа: «Реша сами в себе: поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву».

«Править по праву» является главной идеологией Русского традиционного государства. Известный аргентинский политолог Гарсия Вентурини обращает внимание на слова святого Александра Невского на Вече, когда новгородцы ему кричали: «Княже, мы любим тебя». Он им тогда ответил: «Я к вам прибыл не для того, чтобы вы меня любили, а для того чтобы я вами правил».

Русские князья и цари не занимались демагогией (и не нуждались в ней), а служили России. Поэтому на раке святого благоверного Великого князя Александра его заслуги перечислены весьма кратко: Тщательно проходил свое служение.

В то же самое время соседние викинги утверждали: «Мы не признаем другого права, кроме права меча, у нас нет иной цели, кроме умерщвления врагов и грабежа». Им отвечал первый русский новгородский епископ Лука: «Имейте любовь ко всякому человеку... Люби правду и за правду, за Божий закон, будь готов умереть». (При епископе Луке строилась новгородская Святая София как завершение трехсегментной духовно-геополитической оси Константинополя, Киева и Новгорода, с одноимёнными храмами, посвящёнными Премудрости ­Божией.)

Наш народ всегда сознавал жизненную необходимость правды и права. Это сознание проходит красной нитью через всю нашу историю и связывает собой легитимную власть с народом. Именно отсутствие этого нашего высшего принципа у временщиков, самозванцев и воров всегда обличало их власть как нелегитимную.

Уже киевляне говорили князю Игорю: «Аще кому будет из нас обида, то ты прави». Его правнук, Великий князь Киевский Ярослав Мудрый, составляет «Русскую правду», первый Свод русских законов. Летописец видит высший беспорядок в том, что во время болезни сына Ярослава Мудрого, князя Всеволода, «людям не доходити княжей правды». Сын Всеволода, Великий князь Владимир Мономах, в своём Завещании указывает своим детям-воинам: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю... Всего же более, убогих не забывайте, но насколько можете по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не позволяйте сильным погубить человека... Ни невинного, ни преступного не убивайте ни велите убивать; хотя и будет достоин смерти, не губите никакой христианской души». Летописец говорит про Владимира Мономаха: «Милостив же бяше паче меры, поминая слово Господне».

Легитимный носитель Верховной Власти в России должен быть Удерживающим от беззакония, «устрояющим словеса на суде, хранящим истину в веки, творящим суд и правду по среде земли», как говорит митрополит Никифор в своём послании Владимиру Мономаху.

Легитимность власти оправдывается, во-первых, её не узурпаторским (сиречь не революционным) происхождением (при своей смерти, отец Владимира Мономаха, князь Всеволод, говорит сыну: «Аще ты подасть Бог прияти власть стола моего, по братьи своей, с правдою, а не с насильем») и, во-вторых, своим полным подчинением тем целям, которые весь русский народ соборне считает для себя высшими. Все это и было резюмировано святым Александром Невским семью словами: «Не в силе Бог, а в правде!».

Однако сегодня этот наш девиз приобретает ещё одну весьма важную, доселе мало замечавшуюся проекцию. Ведь это сегодня, как и тогда, как и всегда, подлинная альтернативапо отношению к другой, выше отмеченной программе, выраженной словами: «Мы не признаем другого права, кроме права меча!».

Согласно этому нашему девизу, только право и правда являются подлинной альтернативой для меча. Вернее, меч вообще только и допустим и оправдан, если он служит инструментом права. Сегодня весь мир жадно жаждет такой альтернативы права и правды. Другой альтернативы у мира нет, тем более после позорного провала всех космополитических идеологий, пытавшихся подменить своими мифами коренные нравственные принципы человечества, в том числе и права.

Весь мир сегодня знает, иногда подспудно, а зачастую и сознательно, что только Россия, если она вернётся на свой собственный правильный путь, может быть глобальнымкатализатором такой альтернативы правды, истины, права и справедливости. «Якоже чада света ходите: плод бо духовный есть во всякой благостыни и правде и истине» (Еф. 5, 8–9).

Кроме того, именно сегодня одновременное требование истины и справедливости стало особенно актуальным после систематических злодеяний разных человеконенавистнических диктатур ХХ века. В Латинской Америке все левые течения, включая даже и коммунистов, давно выдвинули требование: «Verdad y Justicia» (истина и справедливость). Ведь, после многих злодеяний, сегодня уже невозможно судить всех виновных, но необходимо хотя бы, чтобы истина об этих злодеяниях была недвусмысленно установлена. В этом заключается минимальная справедливость, от которой никто не имеет права отрекаться.

Сегодня часто подымается и вопрос о необходимости объединений, в том числе кадет, суворовцев и нахимовцев. Однако подлинное объединение, как и подлинная свобода, возможны только лишь в истине и правде, или, как говорят по-испански сегодня в Латинской Америке: «en verdad y justicia». «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (От Иоанна, 8, 32). Объединение требует также и устранения разъединяющей символики, ибо оно возможно только лишь под объединяющей символикой наших общих предков. В рамках именно таких всеобщих надежд на конечное торжество истины и правды, и с целью их подтверждения, немногие ещё живые русские зарубежные кадеты и выдвинули сегодня снова этот наш общий старый непобедимый русский девиз: «Не в силе Бог, а в правде!»