Фомин Олег Иванович

Родился в 1940 г. в г. Горький (Нижний Новгород). Почётный член Императорского Православного Палестинского Общества,  с 1983 г., сопредседатель Российского Комитета солидарности с народами Ливии и Сирии, вице-президент Русского центра сохранения духовного наследия Святого города Иерусалим (Русский центр «Иерусалим»), член Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры. С 2014 г. президент Благотворительного фонда «РУССАР» (Русь, Сирийская Арабская Республика).

Статьи автора

Россия и ближний восток

 

Ещё с юности я заинтересовался арабистикой. Окончив в Гомеле среднюю школу с золотой медалью, я поехал поступать в МГИМО. Набрал на вступительных экзаменах достаточное количество баллов, и мне было предложено выбрать для изучения язык, который определит мою страновую подготовку.

Я воспользовался своим правом и избрал весьма востребованный тогда арабский язык.

Естественно, что при выборе направления учёбы я руководствовался и был воодушевлён не только экзотикой сказки «Тысяча и одна ночь» и романтикой древнего Ближнего Востока, но и интересом к важнейшему геополитическому региону мира, народы которого решительно выступили против крестоносцев ХХ века. Это было время расцвета арабского национально-освободительного движения.

Недавно народ Египта с помощью СССР одержал победу в борьбе за Суэцкий канал в ходе Тройственной англо-франко-израильской агрессии. Египет в то время возглавлял харизматичный патриот Гамаль Абдель Насер, ставший символом антиимпериалистической борьбы.

Привлекало меня и то, что на арабском языке изъяснялись народы двадцати двух стран. Примечательная деталь: помню, как рыдали две девушки, которым достался китайский язык, а отношения с Китаем в то время были донельзя испорчены Хрущёвым. А сегодня у нас китайский язык стал самым востребованным.

В студенческие годы я как переводчик в группе советских строителей побывал в Йеменской Арабской Республике, городе Ходейда, затем работал в Коми­тете молодёжных организаций СССР, отвечая за связи с арабскими странами, позже был командирован на дипломатическую работу в Сирийскую Арабскую Рес­публику…

В 1969 году я выехал в Дамаск директором Советского культурного центра, представителем Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами в ранге первого секретаря Посольства СССР в Сирии.

В 1973 году, во время так называемой Октябрьской войны, когда советский культурный центр в Дамаске был уничтожен израильским ракетно-бомбовым ударом, некоторые сотрудники нашего центра погибли. Я трижды чудом избежал гибели.

Однако я не жалею, что полюбил арабский мир и арабов. За эту любовь и солидарность я и пострадал от оккупировавших Святую Землю израильских экспансионистов, лишивших меня права посещения Святой Земли.

И в Йемене, и в Сирии я близко познакомился с арабами, их образом жизни, традициями и обычаями, бедуинским кодексом чести. У меня много настоящих и искренних друзей в этих странах, а также в Тунисе и Египте, где я работал позже. У меня много близких друзей палестинцев — моих товарищей по несчастью по вине израильских оккупантов.

Ставшую мне родной Сирию я покинул в 1975 году, отстроив в самом центре сирийской столицы новое здание Советского культурного центра. Три года я проучился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС, где защитил кандидатскую диссертацию.

Мне была предложена интересная и близкая мне работа в ЦК КПСС в Отделе внешнеполитической пропаганды. В миру он назывался Отделом международной информации. При выполнении своих служебных обязанностей я широко использовал опыт, накопленный во время командировок в арабские страны.

В те годы действовала резолюция 3379 Генеральной ассамблеи ООН, принятая усилиями СССР и его союзниками при поддержке арабских и неприсоединившихся стран 10 ноября 1975 года. Эта резолюция, осуждавшая сионизм и классифицировавшая его как «форму расизма и расовой дискриминации», поставила Израиль в один ряд с государствами, практикующими апартеид, такими как Южная Африка и Родезия.

В Отделе я занимался вопросами разоблачения сионизма и борьбы против него, в частности добившись появления в «Комсомольской правде» рубрики «Сионизм — человеконенавистническая концепция».

Советские журналисты разоблачали преступления израильской военщины против палестинского народа, лишённого Израилем права на собственное государство. Они стремились донести до советской и зарубежной общественности правду о том, что сионизм вовсе не безобидное стремление евреев вернуться на историческую родину (в большей своей части не имеющих к этой «родине» никакого отношения), а глобальное реакционное движение, ведомое олигархическими, в основном финансовыми кругами и направленное на установление мирового господства.

Разоблачением сионизма занимался и Международный отдел ЦК КПСС, один из сотрудников которого Ю. С. Иванов был автором известной книги «Осторожно: сионизм».

Вступив в Союз журналистов СССР, я публиковал статьи на тему, связанную с моей работой, выступал за справедливое решение палестинской проблемы на Радио Москвы. Резонансной оказалась моя опубликованная в журнале «Новое время» статья «Распятый Иерусалим» в связи с незаконным объявлением в 1980 году Иерусалима «вечной и неделимой» столицей Израиля.

Вплоть до развала СССР издавались мои авторские и в соавторстве с коллегами в ЦК КПСС и МИД СССР такие книги, как «Вашингтон и Тель-Авив против Арабского мира», «Москва и Ближний Восток», «Дамасский булат», «Кэмп-Дэвид: политика, обречённая на провал» и другие. Как лектор Всесоюзного общества «Знание» я выступал на эти же темы с лекциями.

С развалом СССР фактически кончилось советско-арабское сотрудничество. Мы бросили арабов и даже пренебрегли своими экономическими выгодами, в том числе теми, которые ещё могли приобрести.

Вернулись мы на Арабский Восток, по большому счёту, только в 2011 году, когда В. В. Путин принял решение — в ответ на просьбу Башара Асада — помочь отразить нашествие на Сирию международных банд, рядящихся в исламские одежды. Оказанием действенной помощи Сирии мы восстановили свой авторитет, и не только в Арабском мире. Многие страны вновь признают нас не только региональной, но и великой державой.

Крушение Союза я ощутил как личную трагедию. И у меня не возникло даже мысли работать на победивших либерастов, как мы их тогда называли. Промаявшись три года случайными заработками, я был спасён Валентиной Терешковой. Будучи руководителем Российского центра международного научного и культурного сотрудничества при МИД РФ, она направила меня представителем этого ведомства в Тунис, а затем в Египет в ранге советника.

Но из стран Ближнего Востока ближе всего мне всё-таки Сирия. Во-первых, это колыбель христианства. Нас связывает общая христианская история. Начнём с того, что в конце Х века Константинополь направил на службу к киевскому князю Владимиру сирийца, митрополита Михаила Сирина, который крестил Киев, Новгород и Ростов.

Здесь хочу отметить, что у нас есть блестящие исследователи истории христианства на Ближнем Востоке и в России, на научные труды которых я опираюсь в своей публицистической деятельности. Это М. И. Якушев, К. А. Панченко, Т. Ю. Кобищанов и, конечно, выдающийся летописец ИППО, недавно скончавшийся его почётный член Н. Н. Лисовой.

Антиохийская Православная Церковь помогла нашей российской митрополии в XVI веке стать патриархией. О желании иметь при царском престоле патриарха Феодор Иоаннович рассказал антиохийскому архипастырю арабу Иоакиму V. Он был первым восточным патриархом, который посетил Москву. И в 1589 году Константинопольский патриарх — Иеремия II Тронос — по просьбе Феодора Иоанновича и Бориса Годунова рукоположил в патриарший сан митрополита Иова. С тех пор Московский патриархат занял почётное пятое место в Порядке диптиха поместных православных церквей после Иерусалимского патриархата.

В XIX веке паства и клир Антиохийской Православной Церкви, в основном в Сирии, Ливане, а также в Ираке и Катаре мечтали избавиться от греческой ксено­фобии. И решение о переходе патриаршей кафедры от греков в арабские руки принималось на высочайшем уровне султаном Абдул Хамидом II и императором Николаем II.

Арабы-христиане этих стран до сих пор нам благодарны, а палестинская и иорданская паства Иерусалимской Православной Церкви страдает от того, что до сих пор над ними греки, до сих пор — Патриарх Иерусалимский Феофил III, которого даже на Рождество в прошлом году христиане не хотели допускать в базилику Рождества Христова. Пришлось прибегнуть к помощи израильской полиции.

Они не могут быть довольны тем, что Феофил III сотрудничает с израильским сионистским режимом, тем, что продолжается продажа и сдача в аренду церковных земель, тем, что даже кнессет и резиденция израильского премьер-министра Нетаньяху находятся на церковных землях.

Им также не может нравиться, что Феофил III в дружеских отношениях с Кондолизой Райс — ярой защитницей израильских экспансионистов. Иерусалимский Патриарх и сейчас поддержал бы подписанный в нарушение канонов патриархом Константинопольским Варфоломеем Томос об автокефалии Украинской Церкви, но опасается прекращения потока российских паломников на Святую Землю.

…Палестинский православный архиерей — архиепископ Феодосий Севастийский (Аталла Ханна), постоянно подвергающийся гонениям со стороны израильских властей, говорит: «Быть православным в Израиле — значит быть героем, нести подвиг. Главная проблема для христиан — израильская оккупация. Православный человек не может прийти из Вифлеема молиться у Гроба Господня в Иерусалиме или из Иерусалима в Вифлеем молиться в храме Рождества Христова. Всюду стоят израильские блокпосты и никого не пропускают».

Трагическая действительность на Святой Земле для палестинских христиан и их братьев по крови мусульман отражена в Кайросе Палестины, обнародованном в 2009 году (Кайрос по-гречески — древнегреческий бог, олицетворяющий призыв к действию, чтобы достичь успеха). В Кайросе, подписанном 13-ю патриархами и главами Церквей Иерусалима, говорится:

«Палестинский народ более шести десятилетий живёт в условиях угнетения, насильственного перемещения, страданий и открытого апартеида. Международное сообщество молча наблюдает оккупацию Палестины Израилем. В этом историческом документе мы, палестинские христиане, заявляем, что военная оккупация нашей земли — грех против Бога и человечества, поскольку она лишает палестинцев ­основных прав человека, дарованных Богом».

Бывший многие годы председателем Совета арабской православной общины в Израиле мой друг Фуад Фарах, проживающий в Назарете близ храма Архангела Гавриила и источника Божией Матери, в своей книге «Живые камни. Арабские христиане на Святой Земле», которую я перевёл и опубликовал в московском издательстве «Библос-консалтинг» в 2012 году, говорит, что арабские христиане не пришли в Палестину с крестоносцами или западным империализмом. Их предки родились здесь, и они плоть от плоти и кровь от крови арабских и арабизированных народов.

В настоящее время на оккупированных и подконтрольных Израилю с 1967 года территориях проживает около 50 тысяч христиан и приблизительно 110 тысяч на территории современного Израиля. В Иерусалиме, где в 1948 году было 27 тысяч христиан, сейчас их остаётся меньше шести тысяч. Основная причина таяния христианского присутствия на палестинской земле — это политическая катастрофа — «Накба» в результате создания в 1948 году государства Израиль и дискримина­ционная, по сути расистская, политика израильских властей в отношении как христиан, так и мусульман.

Осквернение и разрушение христианских церквей началось с первых дней существования Израиля. В годы обострения отношений между Израилем и СССР особым нападкам подвергалась Русская православная миссия в Иерусалиме. Начальник миссии архимандрит Тихон (Зайцев) в 2008 году вспоминал, что при виде русского священника раввины плевали ему под ноги. Были и изнасилования монахинь, и осквернение могил.

Израильская оккупация продолжается и сопровождается преступлениями как против палестинских христиан, так и мусульман. «Закон о еврейском национальном государстве» от 2018 года легализовал и закрепил апартеид на государственном уровне. Режим апартеида в Израиле осуждён ООН и даже израильской еврейской правозащитной организацией «Бецелем».

Идёт иудаизация Иерусалима, объявленного Тель-Авивом «вечной и неделимой» столицей израильского государства. Поэтому мы с С. Н. Бабуриным и создали Русский центр «Иерусалим», основополагающая статья Устава которого — недопущение иудаизации Святого города, ущемления прав христиан и мусульман на их Святые места в этом городе. За это я и поплатился арестом в аэропорту Бен-Гуриона и шестичасовой отсидкой в израильском застенке.

Повторяю, действия Израиля получают полную поддержку со стороны Соединённых Штатов Америки. Помимо расхристианивания собственной страны, Вашингтон преследует и уничтожает христиан везде, где может.

Разве не по вине американских агрессоров в Ираке из полутора миллионов христиан осталось лишь 150 тысяч?

Разве не является целью Тель-Авива и Вашингтона изгнание христиан из самой колыбели христианства — Святой Земли, включающей Палестину, Сирию, Ирак Ливан?

Израиль и США заинтересованы в зачистке Ближнего Востока от христиан. Само присутствие христиан здесь мешает им творить свои преступления в этом важнейшем геополитическом регионе мира.

Как отмечалось выше, корень всех бед палестинских христиан — израильская оккупация. А ведь израильтяне оккупируют и часть Сирии, и ещё не окончательно вышли из Ливана. И главная опора этой оккупации — США.

Достаточно перечислить, что успел сделать для израильских экспансионистов президент США Трамп. Признав Иерусалим, включая Восточный, столицей Израи­ля, он перенёс посольство США из Тель-Авива в Святой город, признал израильский суверенитет над оккупированными сирийскими Голанскими высотами, обнаро­довал так называемую «сделку века», лишающую палестинский народ надежды на создание собственного государства, в результате подписания «Соглашений Авраама» добился парализации отношений сионистского государства с рядом арабских стран, рассорив тем самым их с Палестиной и внеся раскол в межарабские отношения.

Последний «подарок» Трампа — решение Министерства обороны США от 15 января 2021 года о включении Израиля в зону ответственности SENTCOM Центра командования США. Уверен, что Байден не будет переносить обратно в Тель-Авив американское посольство и не станет отменять другие «подарки» Трампа Израилю.

Помимо прямой поддержки израильской оккупации и экспансии на Ближнем Востоке США и его западные союзники в угоду Израилю выманивают ближне­восточных христиан со своих земель, выдают им визы и гостеприимно принимают в Швеции, Канаде, Германии.

Я уже говорил о переведённой книге Фуада Фараха «Живые камни. Арабские христиане на Святой Земле». Так вот, он говорит, что в результате выхолащивания со Святой Земли «живых камней» — христианской паствы — здесь останутся лишь «мёртвые камни» — церкви и святые могилы, и христианский Ближний Восток превратится в своеобразный Диснейленд.

Это уже произошло в бывшей Византии — Турции, где Эрдоган недавно превратил в мечети два последних храма (один из них — символ христианского мира — Собор Святой Софии).

И многие мусульмане вынужденно покидают Ближний Восток. А почему? Когда Европа растерзала Ливию вместе с её вождём Муаммаром Каддафи, она отдавала себе отчёт в том, что независимая и сильная Ливия была заслоном на пути миллионов беженцев из Африки?

А разве не США и их союзники стояли за пресловутой «Арабской весной», быстро превратившейся в холодную и голодную «Арабскую осень»?

Кто разглагольствовал о мультикультурализме?

Кто потворствовал исламским радикалам и взращивал международный терроризм, способствовал перемещению сотен тысяч сирийцев в Германию и другие страны Западной Европы?

Кто обрушивал на Сирию «томагавки» под надуманным предлогом об использовании законным режимом Сирии химического оружия?

Пусть теперь европейцы пожинают плоды своей безрассудной политики. Мне их не жалко. Всё моё сочувствие на стороне тех же сирийцев, лишённых крова, потерявших своих родных и близких от рук игиловцев и их покровителей.

В. В. Путин обращается к западным руководителям: «Помогите восстановить, то, что с вашим участием разрушено на Ближнем Востоке». Но они не торопятся. Тогда пусть хотя бы беженцев содержат…

 

Во время Советского Союза Сирия была флагманом арабского национально-освободительного движения, авангардом антиимпериалистического, антисионистского фронта. Она возглавляла Фронт стойкости и противодействия, в который входили Сирия, Ливия, Алжир, Южный Йемен. Эти страны занимали самую непримиримую позицию в отношении сионизма и израильской оккупации Палестины и опирались на Москву.

В 1967 году Арабо-израильская война была специально названа евреями «шестидневной», чтобы унизить арабов. А наши журналисты, кто по незнанию, а кто с удовольствием, подхватили этот ярлык. Сирия в ходе этой войны потеряла свои Голанские высоты. В ходе Октябрьской войны сирийская армия отбила разрушенный город Кунейтру, но продвинуться на высоты не смогла из-за предательства египетского президента Анвара Садата.

Сегодня российские военные оказывают помощь Сирии, и нельзя вторить злопыхателям, утверждающим, что Путин решил поддержать Сирию, чтобы соблюсти интересы «Газпрома», потому что Катар собирался протянуть свой газопровод через Сирию в Европу. Президент Сирии Башар Асад не дал Дохе согласия.

Но если продолжить перечисление причин нашего особого отношения к Сирии, то, как я считаю, определённую роль сыграло, по крайней мере среди нашего народа, и то, что Сирия была страной социалистической ориентации. Там и сейчас ещё кое-что осталось от социализма, не в пример нам. Несмотря на то что сирийцы десять лет воюют, у них до сих пор бесплатная медицина и бесплатное образование.

И нельзя сбрасывать со счетов имеющиеся родственные отношения между нашими странами, так как в Сирии десятки тысяч выпускников советских и российских вузов и до 40 тысяч смешанных браков. И это неудивительно, здесь веками уживались христиане и мусульмане. Уже в I веке на территории Палестины и Сирии проживали арабские племена. В Новом Завете сообщается, что среди около 120 собравшихся в Сионской горнице в Иерусалиме в день Пятидесятницы и чуда Соше­ствия Святого Духа на апостолов, именуемого христианами днём Святой Троицы, были говорящие и на арабском языке. Так что арабы, как и обращённые в христианство иудеи, являются первыми христианами.

И для христианства, и для ислама характерны одни и те же ценности: дух любви к ближнему и к миру, дух поклонения общему и единому Богу. Ближний Восток не всегда был «логовищем огня», по словам Н. С. Гумилёва. А когда был таким — во времена нашествий крестоносцев или Тамерлана, — то нередко мусульмане и христиане встречали агрессоров в общем строю.

Количественный рост мусульман преобладал, но никто не может оспорить неоценимый вклад в арабо-исламскую цивилизацию тех же христиан — в областях культуры, архитектуры, ремёсел, развития литературного арабского языка. Сохранившиеся рукописи свидетельствуют, насколько высока была у арабов культура. Мы, собственно, обязаны арабам, — и христианам, и мусульманам, — тем, что пропадавшую античную культуру они перевели на арабский язык, а потом уже это наследие досталось нам.

Здесь уместно привести красноречивое признание сына иорданского короля Хасана бен Таляла: «Значение христиан в экономической, культурной и политической жизни современного арабского мира неизмеримо с их небольшим числом среди нас».

Когда турки заняли Константинополь и превратили его в Стамбул, он стал олицетворять исламский мир и вся история развития Османской империи, османского халифата стала закатом мусульманского мира, мусульманской культуры. Они стали отставать от Европы, особенно в техническом плане. Но настало время, когда Османская империя сама объявила себя составной частью Европы и приняла Запад с его розами и шипами, как высказался один исследователь. А когда она рухнула, то возникло 22 арабских государства, а также Палестина, которая борется за своё восстановление.

На Ближний Восток, где с I века жили арабы-христиане, мусульмане пришли в VII веке. Они захватили Иерусалим, и, когда халиф Омар ибн аль-Хаттаб подошёл к Храму Гроба Господня, патриарх Софроний, родом из Дамаска, предложил ему зайти и помолиться вместе. Тот отказался, сказав: «Если я зайду, то зайдут и все остальные мусульмане. Лучше я помолюсь в сторонке». Он помолился, и потом на этом месте была построена мечеть Омара. Некоторые ошибочно называют мечетью Омара находящийся на Харам аль-Шариф (Храмовой горе) — Купол над скалой, где Авраам хотел принести в жертву своего сына.

Они договорились, Омар издал указ (оригинал его находится в Сирии, в монас­тыре Святого Георгия Победоносца — одного из любимых на Ближнем Востоке святых), по которому завоеватели предоставили христианам свободу оставаться в городе или покинуть его с миром.

Оставшимся гарантировали свободу вероисповедания и защиту от притеснений. Конечно, были ограничения: громко не звонить в колокола, христианам не рекомендовалось ездить на породистых лошадях и верблюдах, открыто носить нательные кресты.

Но хотел бы отметить, что, несмотря на ограничения для христиан, обязательную выплату джизьи, в той же Османской империи, где жили христиане и мусульмане, большую опасность для православия представляли миссионеры-католики, которые занимались ловлей душ. Да, мусульмане господствовали, даже самым талант­ливым христианам приходилось ограничиваться ролью серых кардиналов, обычно визирей.

Как отмечают некоторые исследователи, и я готов с ними согласиться, арабские христиане в глубине души до сих пор полны внутренней убеждённости в своём моральном и интеллектуальном превосходстве над мусульманами, даже когда они занимают менее значимое общественное положение по сравнению с иноверцами.

Зачастую вражда возникает из-за неверного понимания ислама самими же мусульманами. Ведь по Корану Бог един. Мыслящие мусульмане всегда признавали необходимость диалога с представителями других религий, в первую очередь — с христианами.

Как отмечалось выше, православие и ислам наполнены духом Востока, обе культуры ставят духовные ценности выше материальных. От бедности и отсталости, от продажности арабских правителей в ряде стран мусульмане страдают не меньше, чем христиане. Поэтому сегодня продвинутые христиане и мусульмане считают, что главная забота руководства и гражданского общества их стран должна заключаться в улучшении жизни православных меньшинств в мусульманских странах и мусульманских меньшинств среди православных.

В последнее время на территории Сирии активизировалась ИГИЛ (запрещённая в РФ террористическая организация), подверглись уничтожению не только храмы, но и мощи христианских святых. Члены ИГИЛ уничтожают даже могилы святых мусульман. Они готовы посягнуть даже на саму Каабу. Потому что эти бандиты никакими мусульманами не являются, эти тёмные люди наняты за деньги. Мои знакомые сирийские офицеры находили в смартфонах игиловцев видео с гуриями. Они считают, что когда игиловец погибает, то в раю его ждут двенадцать обнажённых гурий.

Многие из игиловцев, воюя в Сирии, даже думали, что они воюют против Израиля. Во главе их, разумеется, изощрённые люди, в том числе бывшие офицеры иракской армии Саддама Хусейна, которые после разгрома Ирака американцами оказались никому не нужны. У них возобладали суннитские чувства, и они решили как-то отыграться.

Известно, что за террористами, облачающимися в исламские одежды, стоят западники, которые более преступны перед человечеством, чем эти убийцы. Они это делают, чтобы разъединить исламские, в первую очередь арабские, страны на шиитов и суннитов, разделить по этническому, по религиозному принципу.

В 1928 году Международная религиозно-политическая ассоциация «Братья мусульмане», военное крыло которой признано террористическим, была создана британцами и до сих пор ориентируется на Лондон, а ИГИЛ вслед за Аль-Каидой (запрещено в РФ) создан Соединёнными Штатами Америки в своих стратегических целях.

Мой покойный друг Сергей Артамонович Лыкошин, не раз бывавший в Ираке в то время, когда с 2003 года НАТО чинило над этой страной расправу, говорил о том, что межцивилизационное столкновение навязывается всем народам, придерживающимся традиционных вероисповеданий. И мы знаем, какие цели при этом преследуются. На развитие ваххабизма очень повлияла иудейская религия, есть сведения, что изначально в ислам просачивались люди, тайно исповедовавшие иудейскую веру, и извращали учение Магомета.

Однако, конечно, преобладают адекватные мусульмане. И их — большинство. К примеру, верховный муфтий Сирийской Арабской Республики шейх Ахмад Бадреддин Хассун. Горжусь тем, что он называет меня своим братом. Его на Рождество Христово в Дамаске приглашают в главный православный собор Девы Марии и дают ему возможность поздравить христианский мир с великим христианским праздником. Этот потрясающий муфтий утверждает, что нужно больше строить университетов, а не мечетей, что вызывает смертельную злобу и ненависть у мусульман, проникнутых духом ваххабизма.

Одного из сыновей муфтия Бадреддина Хассуна растерзали в 2011 году за поддержку отцом и семьёй президента Сирии Башара Асада. Он учился в Алеппо в университете. Бандитов поймали. И муфтий, представьте только, простил их. А когда он через некоторое время посетил могилу сына, которого похоронили рядом с дедом, то их тел не обнаружил — эти нелюди даже тела выкрали, чтобы надругаться.

Когда я сопровождал муфтия в Чечню на встречу с Рамзаном Кадыровым, он выступал в мечети «Сердце Чечни», где собрались тысячи мусульман, через десять минут они все плакали. Такой он проповедник!

Верховный муфтий Сирии всё время предупреждает нас, россиян, чтобы мы не посылали своих мусульман учиться в Саудовскую Аравию и в другие страны Персидского залива, потому что там они проникаются идеями ваххабизма.

«Бывая у вас в мечетях, — говорит муфтий, — я вижу, как много там людей — потенциальных ваххабитов, идейных террористов. Даже среди ваших муфтиев я заметил определённую тенденцию к выражению особого пиетета по отношению к муфтиям и имамам из арабских монархий».

Недавно отошёл ко Господу митрополит Седнайский Лука — первый викарий Патриарха Антиохийского Иоанна X. Мы были с ним друзьями. Как-то в Дамаске я приехал к муфтию Бадреддину Хассуну домой, а дверь мне открыл митрополит Лука. Между исламским и христианским иерархами была большая личная дружба. Они и в Москву вместе приезжали. Так что существует и такое мусульманское внедрение в христианский мир, которое мы можем только приветствовать.

Как известно, основная часть игиловских банд уничтожена. Но битва с ИГИЛ продолжается в головах. Следует иметь в виду, что источниками восстановления и пополнения ИГИЛ являются арабские монархии. Это та же Саудовская Аравия с её поддержкой салафитов, Аль-Каиды, ИГИЛ, Джабхат-ан-Нусра и Катар — опора «Братьев-мусульман».

А как оградить от их влияния молодёжь Сирии, других арабских и исламских стран, да и самой России с многомиллионной исламской уммой?

Внушить молодому поколению, что джихад — это не убийство неверных, а борьба в сердце каждого человека между добром и злом должны такие духовные наставники, как муфтий Бадреддин Хассун.

Однако далеко не все муфтии и даже улемы отличаются достаточной образованностью и широтой взглядов, не все готовы и хотят воспитать верующих в истинном духе Корана, призывающего к взаимной любви и уважению. К сожалению, это относится и к некоторым нашим российским духовным наставникам исламской молодёжи. Я, например, знаю одну женщину — доктора наук, причём православную, которая пишет статьи и даже диссертации за наших, отечественных муфтиев и имамов.

Конечно, важна и роль светского образования и просвещения в рассмат­риваемых странах, личный авторитет и пример таких лидеров, как Башар Асад, неоднократно заявлявший, что он — президент не мусульман-алавитов или суннитов, а всего сирийского народа с его конфессиональным и этническим разнообразием.

После полного изгнания с сирийской земли игиловцев и их разновидностей предстоит не менее тяжёлая борьба за умы людей, за восстановление нарушенного межконфессионального сотрудничества и соработничества, примером которых всегда являлась Сирия.

Могущественным инструментом духовного и культурного влияния России на Ближнем Востоке было Императорское Православное Палестинское Общество (ИППО). Но оно было вынуждено прекратить свою многогранную культурно-просветительскую деятельность на территории современных Сирии, Палестины, Ливана и Израиля в 1914 году из-за вступления Османской империи в войну на стороне Германии.

Разгром Османской империи и появление на ближневосточной карте подмандатных Франции и Великобритании Сирии и Палестины не поспособствовали возрождению деятельности ИППО в регионе.

Октябрьский переворот 1917 года, выход большевиков из Первой мировой вой­ны и превращение её в Гражданскую, свели на нет вековые претензии России на наследство распавшейся Византии и затем Османской империи.

Не суждено было сбыться ожиданиям христианского населения на спасение их русским, Белым, как они его называли, царём. Они, главным образом православные, лелеяли надежду на то, что Российская империя освободит их из-под исламского ига. Но с её уничтожением у православных на Ближнем Востоке рухнули последние надежды на свою могучую покровительницу.

На что было надеяться, если в России к власти пришёл богоборческий режим. По всем русским городам и весям рушили и взрывали храмы, расстреливали и бросали в тюрьмы и лагеря священников.

По решению советской власти ИППО превратилось в Российское Палестинское общество при Российской Академии наук и было ограничено в своей деятельности лишь научными исследованиями. 110 школ ИППО, преподавание в которых для будущей арабской интеллигенции велось на родном языке обучаемых, были закрыты навсегда.

Кстати, работая в Сирии в 1970 году, я встретил убелённого сединами ученика одной из этих школ, который произнёс мне две запомнившиеся ему фразы: «Петух кричит. Солдат колет дрова».

Православное возрождение в Советском Союзе началось в 1943 году, когда в Кремле состоялась встреча Председателя Совнаркома И. В. Сталина с тремя иерархами Русской Православной Церкви, после чего в стране была вновь открыта часть церквей, монастырей и даже семинарий, начал издаваться официальный журнал Московской Патриархии. На Архиерейском Соборе Патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Сергий (Страгородский).

Таким образом, Сталин возродил патриаршество в России, упразднённое ещё Петром Первым. Барьер на пути восстановления духовного общекультурного ­взаимодействия между православным Левантийским Востоком и РПЦ был снят. Это взаимодействие являлось важнейшим элементом отношений между Ближним Востоком и Россией.

Значительно позже кардинально изменилось положение и бывшего ИППО, превращённого в РПО 25 мая 1992 года. Через 110 лет после основания Общества Верховный Совет Российской Федерации принял постановление о восстановлении исторического наименования ИППО. Это постановление открывало дорогу для возобновления Обществом своей культурно-просветительской и научной деятельности на Святой Земле, Ближнем Востоке и в целом в мире.

Но ещё в 1990 году мы с тогдашним председателем Российского палестинского общества О. Пересыпкиным организовали первую паломническую поездку на Святую Землю. Здесь хочу напомнить, что в дореволюционный период, благодаря заботам ИППО, на Пасху у Гроба Господня и в других Святых местах Палестины собиралось более 10 тысяч русских паломников. Были образованы национальные отделения или филиалы ИППО в Палестине, Сирии, Иордании. В скором времени откроется отделение в Ливане.

Горжусь тем, что был инициатором оказания гуманитарной помощи по линии ИППО страдающему от международного терроризма населению Сирии, жителям заблокированного Израилем сектора Газа. Помощь оказывалась и продолжает предоставляться как христианам, так и мусульманам, в одинаковой степени, жертвам преступлений игиловцев и израильских экспансионистов.

В этой благородной гуманитарной деятельности активно участвует и нередко вместе с ИППО возглавляемый мною вот уже седьмой год Благотворительный фонд «РУССАР».

Помимо восстановления своих позиций за рубежом, главным образом на Ближнем Востоке, ИППО стремится возродить свои традиции и восстановить историческую правду и внутри России.

Так, недавно председатель ИППО С. В. Степашин поддержал моё предложение добиться отмены названий улиц, всё ещё во многих городах носящих имя Ивана Каляева — члена террористической организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», убийцы первого председателя ИППО, генерал-губернатора Моск­вы Великого князя Сергия Александровича Романова. К решению этой задачи будут подключены созданные во многих городах России региональные отделения ИППО…

 

Меня часто спрашивают, что мы должны взять из советского времени для созидания будущей России, а с чем можно расстаться. Из советского времени я бы взял глубокие чувства патриотизма, любви советских людей к своей Родине, их боевой и трудовой героизм как в защите, так и в созидании страны. Я так же перенёс бы в наше время бесплатное советское образование и медицину, культуру, Красное знамя над Рейхстагом, успехи в космосе, студенческие стипендии и главное — социальную справедливость, пусть и не всегда полноценную.

И я бы навсегда оставил в СССР богоборчество, отказ от величайшего наследия Российской империи, а также однопартийность и так называемый демократический централизм, Хрущёва, Горбачёва и Ельцина вместе с их пособниками и подголос­ками, погубившими великую державу.

Что же касается сегодняшней политической обстановки в России, то в свете последних событий в мире и внутри страны считаю обстановку тревожной.

Согласен с теми аналитиками, которые полагают, что в стране наряду с про­западной пятой колонной в гражданском обществе существует и действует так называемая шестая колонна в высших органах власти. Уверен, что для сохранения целостности и безопасного развития России патриотическая часть её руководства должна с опорой на большинство народа нейтрализовать обе предательские колонны и ликвидировать нищету в самой богатой стране мира.

Русский художник в Тунисе

Судьба этого человека поистине удивительна.

Он родился в Петербурге, блестяще учился в Академии художеств. Его ранние картины, изображающие интерьеры загородного имения князей Голицыных, получили признание в академической художественной среде. Рубцов появлялся при царском дворе и в то же время был лично знаком с классиками петербургского авангарда Павлом Филоновым и Михаилом Матюшиным.

Приехав в Тунис в качестве пенсионера Академии художеств (1914), художник остался там на всю жизнь по политическим обстоятельствам и личной склонности. Живописец, график и публицист, Александр Александрович Рубцов стал одной из ключевых фигур тунисской культуры 1920–1940-х годов.

Ориенталистское по характеру и разнообразное по стилистике творчество Рубцова было абсолютно неизвестно на родине. В Тунисе же и во Франции, гражданином которой художник был с 1924 года, его искусство ещё при жизни стало предметом искусствоведческого изучения, музейного и частного коллекционирования.

 

Революционные события на родине тяжело подействовали на Рубцова. Он больше не говорит на русском, подписывать по-русски свои произведения он перестал ещё в пенсионерские годы, употребляя в подписях, в зависимости от характера вещи, французский или арабский язык.

Русская колония в Тунисе, состоящая из моряков Черноморской эскадры и их семей, прибывших в Тунис после эвакуации врангелевского флота из Крыма, его несколько игнорировала, как представителя иной социальной среды.[1]

Анастасия Александровна Ширинская полагает, что, напротив, сам Рубцов не желал встречаться с русскими моряками. Как бы там ни было, художник с ними не общался. После принятия французского гражданства Рубцов стал называть себя «французом, родившимся в Петербурге».

Наталья Маркова-Лагодовская[2] вспоминает эпизод, связанный с последними днями жизни Рубцова, в одиночестве умиравшего во французском военном госпитале города Туниса в ноябре 1949-го:

«Однажды г-н Фише, художник и председатель Тунисского Салона, позвонил мне: “Наташа, Александр в госпитале. Он, который никогда не говорил по-русски, теперь говорит только по-русски, и никто его не понимает”. Мы тотчас же туда отправились. Рубцов действительно говорил на русском, но он был уже иска­жённый…»[3]

Эти языковые искажения могут быть объяснены не только состоянием болезненного бреда, но и длительным отказом от родного языка. Более четверти века называя себя французом, художник действительно в итоге им стал.

По многочисленным свидетельствам очевидцев, он никогда не говорил о России, о своём детстве и юности, большевиках и Белой армии (по крайней мере, с конца 1930-х годов). Художник отделил от себя этот пласт биографии, свою «первую жизнь на севере России», став на официальном, внешнем и даже языковом уровне французом. Он предпочёл эмигрировать от проблем революции, сосредоточившись на том, что единственно его занимало, — искусстве.

Александр Рубцов умер от туберкулёза в 1949 году и был похоронен на кладбище Боржель в городе Тунисе. На его надгробии была укреплена бронзовая медаль с рельефным изображением художника, выполненная скульптором Гарибальди.

Однако уже много лет назад барельеф был сорван местными хулиганами (или тайными поклонниками), и на могильном камне от него остался лишь след, по форме напоминающий очертания палитры.

Феномен Рубцова интересен сегодня не только из-за его значимости для тунисского искусства и устойчивой традиции изучения художника во Франции. Его творческой индивидуальности, принадлежащей одновременно русской, французской и арабской культурам, было свойственно сочетать противоположные черты. Академическое отношение к натуре соединяется у него с живописными принци­пами нового французского искусства, рафинированность европейского интеллектуала — с наивностью арабских сюжетов, представление о художестве как о профессии — с романтическими идеалами духовной свободы.

Современники вспоминают его как тихого, скромного человека со спокойными жестами, чуравшегося светского общества, но не брезговавшего играть с соседями в трик-трак. Его, утончённого интеллектуала, называвшего себя «французом из Петербурга», в Тунисе прозвали «белый русский», вероятно, за светлые волосы, но отнюдь не за политическую принадлежность.

Приехав в Африку с далёкого севера, Рубцов никогда не надевал пальто, даже в самую холодную, по тунисским меркам, погоду, и почти круглый год купался, кроме самого жаркого времени, когда вода казалась ему чересчур тёплой…

Он изредка появлялся на раутах интеллектуальной элиты, но в его мастерской бывали многие. В числе его гостей — всемирно известная танцовщица Айседора Дункан, посетившая мастерскую художника в 1919 году. Он был невероятно общителен, но круг его друзей был ограничен французскими художниками, жившими в Тунисе, немногими меценатами и несколькими младшими друзьями, которые считали себя его учениками, хотя Рубцов, желавший быть независимым, не занимался преподаванием официально.

Но даже эти самые близкие друзья художника не имели никакого представления о его частной жизни, столь бережно он охранял её от посторонних глаз.

Только ли эта противоречивость искусства и характера делает Рубцова интересным и сегодня?

Искусствовед снисходительно улыбнётся, пожав плечами: «Ну, он же эклектик и не новатор, к тому же салонный художник». Одна эта фраза перечёркивает все достоинства, о которых говорилось выше. Но в истории искусства не всё так однозначно, и понятие прогресса далеко не всегда применимо к ней.

Безусловно, у Александра Рубцова есть немало произведений, заслуживающих восхищения не только рядового зрителя, но и специалистов. Например, один известный петербургский художник, рассматривая альбом Рубцова, сказал: «Ну чем он хуже, допустим, Грабаря? А тот есть во всех учебниках!»

А вот ещё одно мнение знатока: «Колеблющийся всю жизнь между стилем точным и манерой лиричной и спонтанной, то колорист, то рисовальщик, Рубцов осуществил в свои лучшие моменты произведения поразительно живые, пейзажи или уличные сценки, в широкой манере, как, например, замечательный вид Сиди-бу-Саида 1918 года, эскизно намеченный большими мазками кисти, где мощный красный холм написан с дерзостью почти фовистической; или эти “Купальщики”, композиция которых определена только движениями густых и неровных пятен пламенеющих цветов»[4].

Но кроме культурной значимости и ряда ярких творческих достижений (в конце концов, ведь каждого художника судят главным образом по его высотам), необычайно привлекательна и сама личность этого загадочного человека.

Статья «Четверть века в Тунисе», написанная в 1938 году, начинается со своеобразного предисловия, где автор говорит о наличии паразитов, беспокоящих добро­порядочных людей, — художников, заполоняющих весь мир своей мазнёй, и журналистов, всюду сующих свой нос. Автор не знает, кто из них более невыно­сим, и полагает, что одни стоят других, поэтому он несколько раздражён приглашением трёх редакторов журнала «Тюнизи» к сотрудничеству.

«Я нахожу это особенно непростительным со стороны Омона, так как он знаком со мной уже более 20 лет и хорошо знает, что я был абсолютным молчуном, когда я жил в Петербурге. Со времени моего приезда в Тунис прошло уже четверть века, может быть, я стал чуть меньшим молчуном, но я никогда не стану достаточно красноречив, чтобы написать что-нибудь для удовольствия журналистов!»[5]

Этот пассаж свидетельствует о непростом характере Рубцова и его независимом понимании места художника в современном обществе. Он много работал, весьма критично относясь к своему творчеству, а продавать свои картины не любил и стремился по возможности этого избегать. Его возмущало господствующее в современном мире восприятие искусства как товара:

«Есть много художников, которые работают только ради денег… Но разве Веласкес, создавая свои немыслимо утончённые оттенки, находился во власти дум о деньгах? Разве Данте принижал свою “Божественную комедию” до банального коммерческого плана? Разве Бетховен и Дебюсси взвешивали свои звуки на весах грубого торговца?..»[6]

Ничто материальное, кроме холстов и красок, не интересовало художника. «Я не имею ничего, кроме моей живописи, моих рисунков, моих кроки, моих этюдов. Из-за кражи в минувшем апреле я лишился своей последней одежды, стало быть, я не имею ничего. Возможно, по этой причине я веду столь счастливую жизнь», — писал он в своём «Дневнике».[7]

Подобные утверждения, напоминающие афоризмы «Заветов Ционглинского» и выражающие мировоззрение творческой личности ван-гоговского типа, фанатично и бескорыстно преданной искусству, стали жизненным кредо Рубцова, которому он не изменил за 30 лет жизни в Африке.

Об этом свидетельствуют воспоминания Поля Боглио, который ребёнком знал Рубцова, дружившего с его родителями в 1940-е годы.[8] Боглио вспоминает, что художник всегда одевался очень просто и любил работать без перерыва. «У него не было материальных запросов, для него имели значение только этюдник, складной стул, записные книжки и жажда открытий»[9]. Боглио упоминает и о равнодушии Рубцова к отбору произведений для экспонирования в Салоне, о его нежелании продавать свои работы.

 

Пьер Дюма описал его жилище в Тунисе, в доме 33 на улице Аль-Джазира: «Ни квартира, ни ателье, но тайный храм, немного недоступный для непосвящённых, с лестницей наверх, мощённой голубыми плитками и распахнутой в небо».

«Священник искусства» — называет его Поль Боглио.

Этот замечательный мастер, виртуозно владевший многими живописными системами, уважаемый в Тунисе и известный во Франции, необыкновенно ­критично относился к своему творчеству и в конце жизненного пути признавался: «Поселившись на улице Аль-Джазира, я начал осознавать недостаточность моего знания рисунка и живописи, и, мало-помалу прогрессируя в этом отношении, около 1944 года я пришёл к выводу, что я не умею ни рисовать, ни писать».

В отличие от большинства современных ему художников, ниспровергавших традиции, даже не удосужившись их освоить, Рубцов, блестяще закончивший Академию художеств и всю жизнь продолжавший учиться, с возрастом всё более и более укреплялся в мысли о своей творческой несостоятельности.

Очевидцы отмечали исключительную честность художника по отношению к его искусству. В 1951 году, через два года после смерти Рубцова, один из его друзей — Пьер Дюма — писал в знак посмертной признательности: «…Когда познакомился с Рубцовым, встретился с ним взглядом, услышал его речь, неуверенную и тихую, увидел его, устраивающегося перед пейзажем, — знаешь заранее, что его холсты будут честными, как он сам». Секрет его отношения к творчеству был прост: внимание к натуре, пристальное вглядывание в неё и стремление как можно более адекватно её изобразить.

Сейчас, да и во времена Рубцова, художник, придерживающийся такой позиции, идёт на риск, ставя под угрозу свои шансы быть современным. Но он и не преследовал такой цели, и, возможно, именно поэтому сегодня его известность совершенно не соответствует масштабу его таланта и личности.

Но его искусство обладает качествами, которые всегда будут трогать сердца зрителей. Несмотря на свой ярко выраженный интеллектуализм и богатство творческих экспериментов, Александр Рубцов не был «художником для художников». Его работы просты и понятны людям, не получившим художественного образования. Именно противостояние Рубцова моде сохранило его творчество для потомков.

Как выражался Пьер Дюма, Рубцов «служил искусству с душой ребёнка».

Что касается публицистики Рубцова, то она и сегодня может вызывать большой интерес не только из-за его любви к арабской культуре, мусульманскому искусству и их тунисским особенностям, но также из-за принципиальной позиции автора, которую ни в какой мере нельзя назвать колонизаторской.

Он настолько сроднился с культурой приютившей его страны, что, говоря о побе­де католической Испании над арабским халифатом, в отличие от принятого в евро­пейской традиции выражения «взятие Гранады», Рубцов пишет «падение Гранады», то есть смотрит на это событие со стороны побеждённых мусульман…



[1] Данные сведения предоставлены президентом Художественной ассоциации Александра Рубцова П. Боглио.

[2] Н. Н. Маркова (род. 1911) — художник-пейзажист русского происхождения, жила в Тунисе с 1927 по 1982 год. Супруга архитектора В. Лагодовского, создателя русского православного храма в г. Тунисе.

[3] Hamza A. Alexandre Roubtzoff. Peintre Tunisien/ Tunis, 1994. P. 42–43.

[4] Louati A. La tentation de la lumière // Hamza A. Alexandre Roubtzoff. Peintre Tunisien / Préface de P. Boglio. Tunis, 1994. P. 149.

[5] Roubtzoff A. Un quart de siècle en Tunisie // Tunisie, 1938. N 86. P. 4.

[6] Hamza A. Alexandre Roubtzoff. Peintre Tunisien / Préface de P. Boglio. Tunis, 1994. P. 37–38.

[7] Там же. P. 36–37.

[8] Рубцов познакомился с французской семьёй Боглио в 1940 году и вскоре стал их близким другом. Боглио оказывали Рубцову материальную и моральную поддержку, отправляли его на французский курорт, приглашали в свои тунисские владения.

[9] Boglio P. Préface // Hamza A. Alexandre Roubtzoff. Peintre Tunisien. Tunisie, 1994. P. 8.